Владимир Сергеев: «Я играл так, как мог»

Сегодня Владимиру Сергееву исполняется 70 лет. Как игрок он работал под руководством Константина Бескова и Валерия Лобановского, поддерживал теплые отношения со Львом Яшиным и Виктором Прокопенко, а по окончании игровой карьеры стал художником. И не простым. Именно он готовил вымпела Днепра и других клубов СССР в 80-е годы…

- Владимир Владимирович, вы довольно поздно попали в, назовем его так, профессиональный футбол – только в 22 года. Почему?

- Не совсем так. На самом деле в класс Б я начал выступать еще в 1963 году в киевском Арсенале. Я родился в Киеве. Детство прошло на Подоле. Занимался в ДЮСШ №4, откуда попал в сборную города и соответственно юношескую команду киевского Динамо. В финальном турнире своего возраста мы сыграли неудачно, заняли 5-е место из шести команд. Вместе со мной в одной команде были Виктор Мирошин и Виктор Назаров, а за Нефтчи в том турнире выступал Николай Богданов, с которыми я потом вместе играл в Днепре. После этого турнира я, в отличие от Мирошина и Назарова, не попал в дубль Динамо и таким образом оказался в Арсенале. Тогда в классе Б в Киеве было две команды – СКА и Арсенал. Та, которая занимала более низкое место, потом играла переходные матчи с чемпионом Киева, и так каждый год разыгрывалась вторая путевка в класс Б. После окончания сезона я должен был по призыву идти в СКА Киев, но именно в тот день были праздники и я пришел позже. Когда пришел служить, военком с Дарницы на мой вопрос по распределению показал на автобус. Я в него сел и утром проснулся… в Риге, в учебке. Мог попасть в танковые войска, но распределили в санинструкторы, где я проторчал 8 месяцев. Только там, уже по ходу сезона 1964 года, меня нашел СКА Рига – команда Прибалтийского военного округа. Играл в первенстве вооруженных сил СССР. Из Риги меня перевели в Черняховск, а заканчивал уже в Хабаровске, где была команда класса Б. В общем, за три года армии побросало меня хорошо по Советскому Союзу. Участвовал во всех финальных турнирах вооруженных сил тех лет. Дважды третье место занимали, один раз второе. В Хабаровске старшим тренером был Валентин Николаев, известный игрок послевоенного ЦДКА. И в конце сезона он меня с Борисом Копейкиным хотел забрать в ЦСКА. Но на тот момент я уже написал заявление в московское Динамо.

- Как Динамо на вас вышло?

- Мы играли в финальном турнире вооруженных сил в Москве на стадионе ЦСКА на Песчанке, и на эти матчи приходил старший тренер Динамо Вячеслав Соловьев. Вот он меня приметил и потом прислал Владимира Ильина, чтобы я подписал с ним договор. Но что самое интересное, перед Динамо я подписал еще один договор – с Днепром. За мной приезжал тренер команды Михаил Дидевич. Звали еще в запорожский Металлург, но я предпочел Днепропетровск. Но когда после Днепра ко мне подошли из московского Динамо, с приветом от Вячеслава Соловьева, то отказать им не мог. Ведь Соловьев в начале 60-х тренировал киевское Динамо, впервые в истории сделал их чемпионами, и видел юношескую команду, за которую я играл. Так он меня запомнил.

- Если вас специально приглашал тренер, то почему вы так ни разу за основу и не сыграли?

- Я приехал в Москву. Меня поселили в люксе гостиницы Пекин. Черная и красная икра, чего там только не было. Прошло так четыре дня, а потом, вдруг, бац, и переводят в комнатушку в небольшой гостинице. Оказалось, что Соловьева сняли, а вместо него назначили Константина Бескова. Там я просидел дней пять, пока не начались тренировки на Динамо. И получилось так, что Соловьев постоянно обновлял состав. Он расставался с ветеранами и доверял молодым футболистам. Конечно, рисковал, и это, естественно, не могло дать сиюминутного результата. А его требовали. А когда пришел Бесков, то он все переиначил. Всю молодежь, которая была, он отодвинул на второй план и вернул опытных футболистов, с которыми Соловьев уже распрощался – Рябова, Глотова, Гусарова.

- А кто именно на вашей позиции в основе играл?

- Я был центральным защитником. Это я уже в Днепре стал играть справа. А в Хабаровске и Динамо я играл переднего центрального защитника. В центре обороны Динамо играли Аничкин и Рябов, который подменял сломавшего руку Мудрика. Понятно, что за место в стартовом составе с ними и близко невозможно было побороться. Правого защитника играл Штапов. Рыков слева. Железобетонная была защита, и именно в тот год пробиться было невозможно. На следующий год ребята стали ломаться. Но меня уже тогда в Динамо не было.

- Как вы оказались в Днепре?

- В конце сезона в Москву приехал Александр Петрашевский. И оказалось, что я уже около девяти месяцев получал зарплату на Южмаше в одном из слесарных цехов. С того самого момента, как подписал договор с Дидевичем. Она там все это время копилась. И Петрашевский рассказал, что сломался Рома Канафоцкий, некому играть правого защитника. Команда у Днепра тогда слабая была. Было три сильных защитника – Дановский, Сарычев и Грибенник. А все остальные в обороне не соответствовали их уровню. Я тоже не хватал с неба звезд. Я ведь действительно очень поздно начал и техника была слабая. Но это компенсировал высокой скоростью. Да, нападающий мог меня по нескольку раз обыграть, но я все время успевал вернуться и опять перед ним вырастал. Хотя со стороны это могло выглядеть довольно комично. Во всяком случае, тот же Лобановский, с его высокими требованиями к футболистам, постоянно ставил меня в состав, хотя на просмотр к нам приезжали другие защитники. Не знаю, возможно, он продолжал надеяться, что я вырасту в мастерстве… Я играл так, как мог. Есть талантливейшие футболисты. А есть люди, которые фанатично преданы футболу. Вот я к ним и отношусь. Я отдавал себя полностью на футбольном поле. Я жил футболом и для меня больше ничего не существовало. Хотя уже тогда появилась семья, дети. Но на тот момент все равно главным для меня был футбол.

- Возвращаясь к московскому Динамо, не могу не спросить вас о Льве Яшине. Что о нем запомнилось?

- Это великий человек, о котором просто так нельзя говорить. Когда я тренировался с Динамо, Лев Иванович почему-то меня выделил среди остальных молодых ребят. Возможно, он видел мое отношение к футболу. Были иногда такие интересные моменты… На базе тренер выводил команду в лесок на зарядку и вся команда шла с Бесковым, а Лев Иванович брал меня за руку и говорит: «Идем со мной, походим, грибов насобираем». Можете представить мое состояние, когда Бесков и вся команда бегает, носится, упражнения делает, а я гуляю по лесу и грибы собираю! И такое не раз случалось… Не знаю, может Яшин ощущал, что мне нужно отдохнуть…Человек был великий. Такой глыбы я на своем пути больше не встречал никогда. Да, были великие футболисты, спортсмены, тренеры, но вот такого ЧЕЛОВЕКА я больше в жизни не знал. Могу вспомнить такой эпизод тренировочный. Допустим, тренировали удары по воротам из-за штрафной площади три вратаря – Яшин, Ракицкий и Скоков. Вратари меняли друг друга после пропущенного мяча. Так Яшин практически всю тренировку стоял, никто ему забить не мог. Хотя были люди с прекрасным ударом – и Численко, и Маслов, и Еврюжихин, и Вотоловский… У них были великолепные поставленные удары. И Яшин стоит и минут 30 ему никто не может забить. В итоге, когда ему уже надоедает, он уже специально пропускал, чтобы другие вратари тоже постояли. Но они максимум минуту выдерживали, пропускали мячи и снова Лев Иванович выходил. Вот и получается, что практически всю тренировку Ракицкий и Скоков сидели за воротами и смотрели, как Яшин мячи отбивает. И так каждую тренировку – Яшин постоянно в воротах.

- Может, тут был психологический момент. Как же – Яшин стоит и ему забить невозможно!

- Нет. К нему команда привыкла. Как к брату, как к другу. Он так себя ставил и был до такой степени всеми любим, что к нему относились просто как к старшему в семье. И боязни не было. Наоборот, все только и хотели ему забить. Мечтали об этом. Но не получалось. В игре, конечно, он экспериментировал, подходил к самой линии штрафной площади и из-за этого были некоторые казусные моменты. И с центра поля забивали, помню, с Пахтакором такое случилось. Но ведь он очень много помогал защитникам. Все длинные передачи за спину перехватывал и забирал. В то время никто из вратарей так не играл.

- Итак, вы отыграли в Днепре один сезон при Леониде Родосе, и пришел Валерий Лобановский. Как сами футболисты отреагировали на эту перестановку? Ведь в составе команды были игроки и постарше главного тренера.

- Честно скажу, период родосовский мы как бы вычеркнули из своей жизни. Потому что никакой перспективы футбольного развития не было. Но некоторых ребят это, наверное, даже устраивало. Тех, которые до меня еще в Днепре играли. Им не нужно было сильно напрягаться. Но в целом на появление Лобановского отреагировали с надеждой. Конечно, тогда все удивлялись: как так, пацан только что еще пару месяцев назад играл и тут же старший тренер! Но он пришел солидно, очень здорово. Впрочем, со временем мое мнение о нем становилось все хуже, хуже… Я его в карьеристы записал. Сначала мне очень нравилось. В 1969 году мы выиграли зону Украины и поехали на финальную пульку в Крым, где разыгрывалась путевка в высшую лигу. Там были именно его тренерские ошибки. И потом свою вину он свалил на Андрея Бибу, на меня, еще на кого-то, кто якобы не захотел выходить в высшую лигу. То есть Биба не захотел в высшую лигу! Но это смешно! Он на тот момент только и мечтал, чтобы вернуться в высшую лигу. Как это так, его лучшего футболиста СССР выгнали из киевского Динамо в Днепр, и он, конечно, хотел всем доказать, как в Киеве ошибались.

- А какие именно ошибки?

- Ошибка Лобановского была в том, что игры проходили в Симферополе, и все команды тренировались в Симферополе, а мы поехали на тренировки через перевал в Алушту. Все команды жили рядом со стадионом и нормально осваивали поле. Мы приехали туда за четыре дня, и каждый день тренировались на песке. Одна только зарядка занимала сорок минут на песке. А до этого мы месяц проиграли на Метеоре фактически на асфальте. Была холодина и на последние игры чемпионата мы не в бутсах выходили, а в резиновых шиповках. Поле тогда в Днепропетровске осенью было очень плохое. И получилось, что мы месяц играли на асфальте, потом тренировались на песке, а в итоге вышли играть на ровный ковер в Симферополе. Там поле было великолепное. Но мы на нем уже ног не чувствовали. Я это уже потом, конечно, понял. Мы играли со Спартаком из Орджоникидзе (сейчас Владикавказ), и я бегал и клял все на свете. Как будто я не умею бегать, не умею прыгать… Я не мог достать мяч. Ноги не слушались вообще. Я не знал, что мне делать на поле. 90 минут были каторгой. Я не знаю, как себя другие потом чувствовали, я ни у кого не спрашивал. Мы ж были какие-то замкнутые. У нас не было такого коллектива, чтобы все вместе друг с другом отдыхали. При Лобановском мы не были семьей. Были все разобщенные: киевляне отдельно, местные ребята из Днепропетровска отдельно, приезжие из других городов сами по себе. Да, задачи были на игру, был настрой. Тебе сказали, что делать – ты шел и делал.

- Так а чем отличались эти космические тренировки Лобановского? Ведь фактически на вас он ставил первые свои эксперименты.

- Да я не скажу, что они были такими уж космическими. На тот момент они были как у всех. Но уже потом он получил много информации, когда Александр Макаров – директор Южмаша, помог ему получить по подписке иностранные футбольные издания: французские, итальянские, бразильские, английские. В тех странах были большие в футболе люди, которые уже тогда шли впереди всей планеты. В Италии были защитные варианты, в Бразилии атакующие. И он на нас все эти варианты испробовал. Первые два-три года тренировки были несколько выше, чем они были в других командах. По длине и интенсивности. Мы физически были подготовлены лучше других команд. Но когда мы вышли в высшую лигу, он нам дал еще сверх того нагрузки. И, честно скажу, иногда выходил на игру как баран. Уже не знал, зачем мне на этот футбол идти, когда ты выходишь на матч и уже уставший. Не получал от игры никакого удовольствия. Ты просто выходил на поле, чтобы выполнить установку. Первые годы при Лобановском было ощущение, что все-таки свободен в своих действиях на поле. У нас часто на поле с Гринько, капитаном команды, были перепалки – я правый защитник, он правый полузащитник. Он мне кричит: «Засранец, куда побежал!» А меня тянуло вперед, в свободную зону. Понимаешь, что тебе туда кинут мяч, а от тебя только подачку в штрафную организовать. А там было кому забивать – и Романюк, и Христян, и Лябик, и Поркуян… У нас было много нападающих, которые спокойно могли забить. Но к ним мяч не приходил. Мы пока на своей половине поля все разложим, а там все перекрыто. И тогда нужно было огромнейшее мастерство Шнейдермана, который мог ювелирную передачу на ход форварду сделать между центральными защитниками. А обыкновенные фланговые проходы не удавались, потому что лезть вперед защитнику фланговому нельзя было, поскольку при потере он не мог успеть закрыть свою зону. Если посмотреть наши результаты, то в большинстве игр мы додавливали соперника в последние 15 минут матча. Особенно в высшей лиге для Лобановского находкой стал Поркуян. Он его с первых минут нечасто ставил, а выпускал во втором тайме, когда соперник подустанет, и Поркуян был у нас палочкой-выручалочкой.

- То есть вас самого постоянно тянуло вперед?

- Наша атака тяжело проходила. Мне, если честно, такая игра не очень нравилась. Все по своим зонам, а меня постоянно тянуло вперед помочь партнерам. Поэтому я часто получал оплеухи от ребят, потому что оставлял свой фланг в защите и лез туда, куда мне было не положено. Но после каждой игры я всегда анализировал, что сделал хорошего, а что плохого.

- Тогда в 1972 году у Лобановского в полную силу заработала так называемая его выездная модель. В конце первого круга Днепр был в лидирующей тройке, при этом здорово играл дома, а вот в гостях боялся перейти центр поля. За это Лобановского уже тогда нещадно критиковали. А сами футболисты как к этому относились?

- Ну как относились… Мы были как роботы. Мы играли на ощущении сверхусталости. Три тренировки в день. Это было ужасно. Хотя эта третья тренировка иногда была в бассейне, иногда он еще что-то придумывал. Казалось, вроде бы ерунда. Но усталость все равно накапливалась. Все это настолько утомляло, что на следующее утро ты вставал не с легкостью, а с усталостью. После сна ты не был отдохнувшим. А тут опять все по новой. Я помню, что Слава Чебанов массажировал меня практически каждый день. Говорю ему, что не могу, все болит, делай что хочешь, но чтобы я завтра мог выйти на тренировку.

- А как вы покинули Днепропетровск?

- В конце 1973 года вместо Лобановского пришел Каневский. И он мне в глаза сказал, что на сборах на мое место он берет пять-шесть человек, потому играть я не буду. После этого я даже в команду и не пришел, никого не видел. Не помню уже кого послал, трудовую книжку забрали. Это был декабрь 1973 года. Я сидел дома и звонит мне Анатолий Сизов, который со мной два года в Днепре играл. Предложил в Казань. А что делать? В тот момент меня никто никуда не приглашал, я и поехал.

- Там еще вратарь был Семенов из Днепра. Он, кажется, до сих пор в Казани так и живет.

- Да. Но этого я пригласил (смеется). Лобановский его убрал из Днепра, он поехал в Харьков и там у него не сложилось. И я в межсезонье приезжал в Днепропетровск, его встретил и позвал в Казань. Там вратарь был очень слабый, и Алексей пришелся ко двору. Когда я перешел в Рубин, то это была вторая лига, но в том же году мы выиграли свою зону Поволжье, потом пульку во Фрунзе и вышли в первую лигу. А в первой лиге заняли место в середине таблицы (11-е место из 20-ти команд – прим. Д.М.), то есть выступили очень достойно. Потом в Казани поменялось руководство, пришел другой тренер, и там решили делать ставку только на местных футболистов. И сразу после этого они посыпались. Годик еще как-то продержались, зацепились за место в первой лиге, а потом вообще последнее место заняли. Я тогда уже выступал за Энергию из Братска. Туда меня позвал московский тренер Смирнов играющим тренером. Там играл Раков вратарь, который одно время был в Днепре, а я позвал туда Кошлатенко.

- Вы говорите, что устраивали судьбу бывших партнеров. Я где-то читал, что преемник Яшина Пильгуй попал в Динамо с вашей легкой руки.

- Да. Еще при Родосе в 1968 году у нас был выездной тур по волжским городам Ярославль, Саратов, Куйбышев. А между ними мы жили и тренировались в Москве. И, конечно, в свободное время я приходил на тренировки Динамо, садился на трибуны и смотрел. Ну и там мы встретились со Львом. Я ему говорю в шутку: «Лев Иванович, а вам труба! У нас в Днепропетровске такой классный пацан растет. Скоро вас из основы Динамо вытеснит. Приезжайте, посмотрите». Ну и за ним стали следить. Приезжал его смотреть тренер Динамо, а уже на следующий год специально в Днепропетровске товарищеский матч между командами организовали, чтобы окончательно определиться. Они тогда его сразу бы и забрали, но был разгар сезона, и он еще доиграл за Днепр до конца года, а потом перебрался в Москву.

- Да, это было после финальной пульки в Симферополе. Тогда в народе еще пошла поговорка: «Биба, Лябик и Пильгуй показали деду х…» (дед – это руководитель Южмаша Александр Макаров. Лидеры Днепра 1969 года разбежались: Биба ушел доигрывать в Чернигов, Лябик – в дубль киевского Динамо, а Пильгуй – в московское Динамо – прим. Д.М.).

- Да ну, это все глупости. Когда я только приехал домой с этой пульки в Симферополе, то увидел, что на торце дома топором было вырублено: «Сергеев – сука!».

- Это можно писать?

- Да, пожалуйста. Дворник ее потом затирал. Причем я возвращался с женой и дочкой – они приехали на последнюю игру в Симферополь. И я на руках несу спящую дочку, жена с сумкой, подходим к дому и видим эту надпись. Прямо на доме топором выбили! На первом этаже! Выбито как на памятниках! Ужас! Я когда это увидел, то, конечно, был в шоке. Поднимаюсь в квартиру, а там мама ждет: «Вовка, тут болельщики всю ночь в подъезде стояли. На каждом этаже человек по 15. Стоят и плачут, что вы проиграли пульку». Конечно, началось искание виноватых. А я же рассказывал, как я виноват. Да, я виноват. Я не мог ничего сделать. НИЧЕГО! Топтался на своем месте лишь бы закончить игру. Но самое обидное, что мы видели, что все равно на голову сильнее всех команд в этой пульке, в которой мы заняли второе место из четырех. Так это мы и доказали вскоре. Но, несмотря на то, что кто-то ушел после той пульки, мы все равно усилились. На следующий год мы были еще сильнее и все равно не смогли выйти в высшую лигу.

- Тогда в первой лиге вы заняли третьей место, уступив путевку в высшую лигу Кайрату только по разнице мячей.

- Там все было расписано. Нам просто не дали. Сейчас объясню, откуда все это получилось. Лобановский в 1970 году получил серьезную пощечину, когда не сумел во второй раз подряд пробиться в высшую лигу. Он понял, что просто самой игрой ничего не добиться. Как бы ты сильно не играл, а результата не будет. И потом он это все уже использовал в киевском Динамо. В том сезоне дома мы рвали всех, несмотря ни на что. Но в гостях нас убивали. Просто убивали судьи. И в 1971 году мы стали платить судьям деньги. Для того чтобы они нормально, честно судили. Чтобы они свистели то, что видят на футбольном поле. Нам никто не помогал, но уже и не убивали. Мы стали работать, как и все остальные. И за счет этих действий мы в ключевых играх не страдали.

- И все-таки из всей своей карьеры, хотя матчей и не помните, но какой эпизод больше других вспоминается?

- Был момент. Вот не помню, с кем именно дома играли, но Лобановский заболел гриппом и не смог присутствовать на матче. Дал установку на базе, и мы отправились на стадион. И мы проигрывали, а в конце матча мне удался проход по всему флангу. Я подхватил мяч у своей штрафной, лез через все, что мог, и протащил мяч до самой правой штанги ворот соперника. А сил на удар у меня уже не было. Все, что мог тогда сделать, это не очень сильно просто пнуть его к воротам мимо вратаря. И там Назаров с линии закатил мяч. Вот это самый памятный эпизод. Ярче этого у меня не было. Я уже и не помню, как тогда закончили. После того рейда я уже еле по полю доходил до конца матча. Сил просто не было.

- Карьера для вас игровая закончилась в Братске. Когда поняли, что надо заканчивать?

- Я начал сезон 1977 года с травмой. Кроме меня там центрального защитника играть было некому. Меня обкалывали всем, чем только можно, чтобы я выходил на поле. И эти игры я еле дохаживал до конца. Тренировал тогда команду Марушко из Торпедо. И я его еле уговорил, чтобы он меня отпустил. В той команде я был ведущим игроком, и замены не было. Но я чувствовал, что все, труба будет, если я продолжу играть. Лечиться некогда и никто не даст. Каждые четыре дня игра. И он меня отпустил. Так вернулся в Днепропетровск и начал играть за завод Прессов.

- Но мы-то вас знаем как художника. Как им стали?

- Когда я приехал, то встретил Ярослава Балыкина. Он тогда судил высшую лигу чемпионата СССР, возглавлял судейский комитет в области. И Балыкин мне предложил попробовать себя арбитром. Кто-то меня приглашал тренировать какие-то детские команды. Но я общался с тренерами и они говорили, что платят копейки и там надо жить за счет пацанов. Нужно воровать у них деньги, какие-то суточные, и тогда будет более-менее нормально по заработку. Но я когда все это слышал, мне было не по себе. Мама моя работала в Киеве в гостинице дома художников, а в Днепропетровске был известный художник Черняховский. Когда он узнал, что я футболист и в Днепре играл, он связался с людьми и меня пригласили в художественный комбинат. А я когда-то киевское художественное училище заканчивал, прикладное. То есть держать карандаш умел.

- Что именно рисовали?

- Во-первых, оформляли в городе все праздники. А праздников было много. Все, что было на улицах – баннеры, всякие панно, картины всех героев труда. Это все обрисовывали. Оформляли кабинеты, делали наглядную агитацию. Потом уже работал у первого секретаря обкома. Там делали отчет, а на мне были все графики в разных видах и форматах во всех направлениях – энергетика, строительство и все остальное.

- Считалось, что именно вы автор нынешней эмблемы Днепра.

- Нет, это не так. Ее создал художник из Львова по просьбе Геннадия Жиздика. К сожалению, не помню его фамилию. Он первым сделал заказ для Днепра – вымпела с этой эмблемой. Но он меня и научил вот этой шелкографии. Жиздик меня отправлял во Львов с двумя банками красной и черной икры, чтобы тот меня научил этому мастерству. К тому времени я уже начитался много литературы, конспектов об этом, и сам принцип знал. Но теперь нужно было этим всем овладеть на практике. Конечно, опыт я получил. Во-первых, мне стало легко это все делать. Главное, нужно было знать формулу раствора, который наносился на сито. Но над ними нужно было много трудиться. Это непростая техника. Сначала делал эскиз, по которому это все версталось. Для хорошего качества эскиз приходилось увеличивать раза в три-четыре. Я его фотографировал, потом эпидиаскопом выводил на стенку каждый цвет. Потом все это заливал…В общем, это был огромнейший труд. Но я всегда умел быстро работать. Работал так, что мог сделать за день все восемь-девять цветов. За ночь делал матрицы и утром отдавал в свой цех для работы, где уже непосредственно изготовляли вымпела. Самым большим моим заказом были вымпела ереванского Арарата: 2 тысячи больших вымпелов, 2 тысячи средних и полторы тысячи маленьких.

- А днепровских сколько делали?

- Днепровские я в основном делал матчевые. Первые были к матчам в 1988 году Днепр – Динамо Киев, Днепр – Спартак. В том же году к первому еврокубковому матчу в Днепропетровске Днепр – Бордо. Они раньше в Кривом Роге международные матчи играли. К финальному матчу Кубка СССР 1989 года Днепр – Торпедо. Я делал большие вымпела для команды – штук 20. Ну и для продажи делал поменьше размером. Но у меня не было никаких точек. Я уже не помню этих людей. Подходили, предлагали, давайте я продавать буду. Они иногда все продавали. Иногда оставались. Какие-то даже выбрасывались. К чемпионату мира 1990 года в Италии сделал огромное количество вымпелов. До сих пор, наверное, где-то валяются. Очень мало их продали. Огромное количество вложил денег, но они не пошли. Может быть, потому что наши там неудачно сыграли.

- Шарфы первые не вы делали?

- Нет. До шарфов я не дошел. Решил, что для меня это будет слишком большая нагрузка.

- То есть вы были вхожи в команду в 80-х. Как вообще познакомились с тем же Жиздиком?

- Первым меня Емец пригласил в 1983 году на базу, и я им там футбольное поле на магнитиках делал. Еще какие-то вещи, уже не помню какие. Плакаты, где турнирная таблица с результатами и туда потом счета вписывали. Шахматку такую. В общем, оказывал помощь, практически бесплатно (смеется).

- А как на вас местные ребята футболисты реагировали? Ладно, приезжие, но тогда было много днепропетровцев, которые с детства видели вас на футбольном поле: Лютый, Протасов…

- Честно, не знаю. Они довольно высоко тогда уже взлетели. Я это по себе знаю. Когда ты футболист, для тебя все остальное мелочь. Никто и ничего не имеет значения. Я помню, каким я был, когда играл. Себя отделяешь от всех людей. Ко мне болельщик подходит и меня это раздражало. Не хотелось разговаривать, потому что какие-то дурацкие вопросы начинает задавать. Эти вопросы были примитивные, для меня неприятные. Нет, иногда болельщики подходили с интересными вопросами, и тогда беседа складывается и общаешься. Но в основной своей массе люди были неподготовленные и несли такую ерунду… Сейчас как-то болельщиков больше научили. Общаешься, и люди понимают, о чем говорят. А раньше было больше какого-то фанатизма что ли. Они как будто реально готовы были тебя убить за плохую игру. При этом в самом футболе мало что понимали. И я новые поколения футболистов прекрасно понимаю, потому что сам был такой же. Когда тебя везде возят, когда ты не в общественном транспорте, когда ты отдельно от всех, ты чувствуешь какую-то свою исключительность. Потом когда ты видишь эти огромные массы людей на трибунах, которые за тебя болеют, приходят на тебя посмотреть, от этого всего ты внутренне становишься каким-то избранным. Это потом тебя опускают. Когда футбол заканчивается, в тот же день ты становишься обыкновенным человеком. Но когда ты еще выходишь на поле – ты летаешь и паришь над всеми.

- Вас трибуны заводили?

- Да. Перед матчами был мандраж. Идешь в подтрибунке на игру, весь белый. Но только касался мяча, как все проходило. Уже ощущал себя как рыба в воде. Наоборот, ожидал, чтобы кто-то что-то кричал. Это в хорошем все смысле заводило. Бывали, конечно, с трибун плевки в лицо.

- Дома или в гостях?

- Да где угодно. Особенно в Баку и Ереване такое запомнилось. А вот в Тбилиси нет. В Грузии интеллигентнейшие болельщики. Это уникальная нация. Они же говорят, что убьют и вместе с тем они вели себя так, что чувствовал огромнейшее уважение. Поэтому и дружил с ними. Хотя и старался ни с кем из футболистов не дружить, потому что считал, что если я буду дружить, то я не смогу против этого человека жестко сыграть на футбольном поле. На том уровне, на котором должен играть. Вот из всех соперников могу только двух выделить – Шподарунка из Харькова и Прокопенко из Одессы. Прокопенко до такой степени был добрый человек. Когда мы с ним где-то встречались, в основном в аэропортах, то прекрасно общались. Но потом, конечно, мне с тем же Прокопенко сложно было играть. Он высокий, я на голову ниже. Он нападающий, я защитник. И хочешь, не хочешь, а нужно его пнуть, а то как ему противостоять? Он же весь верх выигрывает. Каждый делает свою работу. Причем не так как сейчас. Сейчас смотришь, друг друга руками хватают, валят. Тогда такого не было. Ты должен был корпусом сопернику не дать сыграть. Чтобы за руку, за ногу, за футболку схватить – нет. Только борьба в корпус. От этого ты должен был уметь хорошо играть позиционно. Единственное, когда чувствуешь, что опоздал с рывком и от тебя убегает нападающий, то конечно, локоть выставлял, чтобы не дать убежать. И то сейчас об этом со стыдом для себя вспоминаю. Да, бывали такие случаи. Так в гостях за это сразу штрафовали, а на своем поле судьи на это глаза закрывали. Вот и пойми, можно так играть или нет? Это футбол. Но все равно сейчас такой жесткий футбол, что смотрю и думаю: «Боже мой, смог бы я в такой вообще играть?»